-Милорд Биллингем, что-то не заметил от вас реакции на демарш дерзкого боцмана, - с нажимом произнёс Жиль, когда мы вновь оказались вместе за столом кают-компании. – Вы всё-таки аристократ, и должны защищать наше сословие от всякого отребья.
-Я не считаю Шеннуа отребьем, - заметил Бертран, доставая из рундука коньяк. – Но насчёт разницы в положении согласен с вами, сир. Алехандро, раз уж мы допустили вас в ближний круг, извольте соответствовать.
-Господа, я не очень понимаю суть ваших претензий, - Мне надо было занимать позицию, чтобы не навлечь на себя подозрения. Но лебезить перед ними я не собирался. – Во все времена наказывать чужого холопа не приветствовалось, раз он являлся собственностью своего хозяина. Бертран, подождите возмущаться, я не договорил. То же самое касается и экипажей кораблей. Боцман ВАШ подчинённый, какое я имею право лезть в конфликт, навлекая на себя неизбежные претензии? Вам же, мсье Жиль, отвечу, что в любой момент вступился бы за честь аристократа, буде она попрана низшим по положению наглецом. Однако Шеннуа не пересёк критической черты, несмотря на ваши провокации. Весьма, кстати, эффективные, должен признать. Раз финал удовлетворил вас, зачем бы я полез в эту историю. Разве что вы провоцировали меня, а не боцмана? А, признайтесь?
Нотариус сверлил меня взглядом, и хотел уже дать отпор в словесной баталии, но нас прервал вестовой.
-Мсье капитан, на горизонте замечены паруса! Фрегат, идёт встречным курсом. И это, у него чёрный вымпел.
-Мёртвый Робин, твою же каракатицу! - Бертран стукнул кружкой по столу, выплеснув напиток. - Он же с португальской эскадрой схлестнулся недавно, они что, его прохлопали?
-А что вы так возбудились? – Жиль переключил внимание на одноглазого. – Этот Робин, он ваш кредитор?
-Это я сдал его португальцам, в надежде на то, что они пустят «Аллигатора» ко дну. Но болваны обгадились.
-Да вы мастер призывать на свою голову неприятности! – Нотариус даже развеселился. – И что, этот удачливый сукин сын прознал про предательство, и теперь жаждет стрясти долг чести с виновника?
-Я не знаю, что у этого психа на уме. – Бертран скрипнул зубами. – Но готовым надо быть ко всему. Если его всё же потрепали как следует, то справиться с ними будет просто. В противном случае нам предстоит взбучка. Биллингем, сейчас-то вы не станете отсиживаться в каюте, считая, что это не ваш долг, и всякое прочее философское дерьмо?
-Не стану, не моросите, шкипер, - заверил его я. – Надеюсь, опекун юного Эдуна тоже поможет нам своей шпагой. Хотя его обязанность как раз отсекать такие ситуации, уводя пацана в сторону.
-Да, я заметил, - Жиль с сожалением посмотрел на кружку. – Так, хватит пить.
-А как же фронтовые сто грамм перед боем? – на автомате ляпнул я, прикусил язык, но хваткий француз тут же подобрался.
-Как вы сказали?
-Да так, вспомнил старую традицию своего деда, который гонял разбойников со своих земель…
Я судорожно придумывал, что бы ещё наплести, заболтать неосторожно брошенную фразу совсем из другой эпохи, мысленно стукая себя по лбу кулаком – растяпа, трепло! Меня выручил пронзительный рёв боевого рожка, и заполошные свистки боцмана, сзывающего команду на палубу. Каравелла готовилась к бою…
Зачем я поставили подножку Бертрану? Да затем, что в его ладони сверкнул острый предмет, тот самый стилет, которым он хотел меня вспороть при встрече на мостике. И теперь, судя по его напряженному взгляду, он прицелился в спину бородача. Вряд ли бы промахнулся, рука у одноглазого твёрдая, тренированная. А Фёдор как раз на Летучий эвакуировался, это я хорошо помнил, как он нам на головы свалился. Есть нестыковка, конечно, он говорил, что бежал с римской галеры, а не с пиратской каравеллы, но мало ли. Можно предположить вариант, что любой корабль во всех посещаемых локациях Прыгун через гальюны покидал, фишка у него такая. Тем не менее, его время уходить за Кромку пока не настало, в этом я почему-то был уверен.
После неудачи Бертран был готов выместить злобу на помехе, что не дала осуществить задуманное, то есть на мне. Но тогда он не сразу понял, что это я отобрал у него радость возмездия, а когда увидел, мгновенно погасил ярость, и улыбнулся виновато. А тут и боцман с разворота щёлкнул своим бичом с досады, да так, что отсёк мне накладной карман с камзола, словно ножом срезал. Мастер, ничего не скажешь.
Толпа ещё долго возбуждённо галдела, обсуждая внезапный побег гребца. Кое-кто сразу отправился проверять рундуки на предмет кражи имущества. Уж больно резко бородач смазал пятки салом, как будто готовился заранее. Его же часто мутузили за длинный язык и мошенничество в играх, и неоднократно с численным перевесом. Бывало, и по двое суток после «учёбы» отлёживал намятые бока. Причём, скорее всего, намеренно, ведь в эти часы на его весле пахал кто-то другой. К примеру, тот, кто его на отдых и отправил. В этом была определённая справедливость. Боцману наплевать, он ли трудил задницу о доски банки, или другой лишенец. Главное, чтобы корабль скорости не сбавлял. А теперь Шеннуа рвал и метал, потеряв рабочую единицу посреди океана, и замену нанять было негде. Были, конечно, и раньше потери личного состава, по болезни, или в абордажных стычках. Как говорится, «естественный отбор». А чтобы самовольно, да без разрешения, да не на берегу. Налицо подрыв дисциплины и порядка. За что ему – боцману – отвечать в первую голову.
-Я всегда говорил, - ярился он утром, выстёгивая хвостом кнута щепки из досок палубы, - стоит только благородным появиться на борту, кранты спокойствию! Сразу начинается конец света. К себе вы это всё притягиваете, что ли? Сидели бы в своих дворцах, и к простолюдинам не лезли. Прекрасно без вас обойдёмся.
-Слишком язык распустил, бродяга, - Нотариус Жиль, проходя мимо и приняв оскорбления на свой счёт в том числе, обвиняюще бросил в боцмана гневные слова. – Твоё дело за людьми следить для репутации капитана. А с этим как раз на корабле проблема. Так что выполни свои обязанности как следует, прежде чем смущать команду крамолой. А может ты бунт готовишь? Забыл своё место?
-Прошу прощения, мусью! – Шеннуа произнёс это настолько фиглярским тоном, что ни о каких извинениях не могло быть и речи. Ещё и реверанс изобразил такой, что головорезы, что стали свидетелями этой сценки, заржали, впрочем, вполголоса.
-А ты оказывается шут гороховый, как я погляжу, - француз чуть придержал своего спутника-громилу, который сжал кулаки, намереваясь проучить наглого моремана. – Бертран вам слишком многое позволяет. А следовало бы тебя самого подвергнуть экзекуции плетьми. Что таращишь глазищи? Давно не получал хорошей взбучки?
-А ты попробуй, и узнаешь, - помертвелым голосом произнёс боцман, глядя исподлобья на закипающего Жиля. И как-то чуть сгорбился, полусогнул ноги, отчего его поза выглядела совсем расслабленно, руки повисли почти до колен, а кнутовище вдруг оказалось заткнутым за пояс бриджей.
Жиль побагровел, и щёлкнул пальцами, подавая команду «фас» своему бойцовому псу. Тот рванулся вперёд, очевидно, по отработанной схеме, сделал финт влево, якобы собираясь нанести удар замахивающейся ручищей, а через мгновение выбросил вперёд ногу, в направлении живота Шеннуа. Которую тот ловко перехватил, чуть поддел кверху, подсел под нависшего бойца, резко распрямился, отчего громила оказался сидящим у него на плечах, и изящным движением стряхнул противника за борт. Борцовский приём из боевого самбо, или другого единоборства, выполненный безукоризненно, словно демонстрация тренером на занятиях очередного упражнения. Ну что ж, я собственно и не сомневался, что боцман это Пёся, не раз видел, как он похожие штуки вытворял. А вот головорезы Бертрана с таким столкнулись впервые, и стояли, зачарованно раскрыв рты.
-Ну что ж, наказание откладывается. - Выплюнул Жиль, подозрительно не испугавшийся, скорее даже профессионально оценивший чистоту выполнения броска. - И ты только что навесил на себя еще пару обременений, смелый глупый морячок. Счёт растёт, и скоро я его предъявлю к оплате, не сомневайся. А вы что стоите, дебилы, живо достаньте моего нерасторопного помощника из воды, он плохо плавает!
Погрозив невозмутимому боцману пальцем, нотариус удалился в направлении мостика. Да и нотариус ли он на самом деле?..
Мы совсем извелись в своём закутке, пока дождались возвращения барона Валентайна и герцога Редклиффа. В их отсутствие нам приходилось прятаться, потому что в это время в каюту мог зайти кто угодно. Конечно, из уважения к титулам хозяев помещения, было принято стучать, но, не услышав ответа, кто-то мог войти слишком рано, до того, как мы спрячемся. Когда же Максимилиан и Эдун (или кто-то один из них) были внутри, им удавалось продержать стучавшего в коридоре достаточно долго, и мы не только укрывались, но и устраивались с относительным удобством. Теперь же они были вызваны Бертраном, и вызваны очень официально – вестовой даже отдал честь, когда объявлял им, что капитан приглашает их для важной церемонии. Нам показалось, что их не было целую вечность, и за это время мы успели перепугать друг друга возможными угрозами, нависающими над нашими друзьями, отмести их и придумать столько версий, что сами уже начали путаться, кто и что предполагал.
Когда же они вернулись, то рассказ барона внёс ещё большую сумятицу в наши умы. И без того ничего не понимавшие, мы запутались окончательно. Макс несколько раз рассказал о церемонии чтения завещания и о попытке поймать Прыгуна, припоминая малейшие подробности, но это ничем нам не помогало, и мы только недоуменно переглядывались, переспрашивали без конца об одном и том же и переставали что-либо воспринимать вообще.
– Барон, вы могли бы попытаться воспроизвести текст завещания как можно более полно? – в очередной раз потребовал Редманд. – Эх, и чего не мне выпало опекуном герцога быть! Хоть точно бы знал сейчас, подделка это или что.
– Подделка, – тихо поговорил Эдун, после возвращения не проронивший ни слова и задумчиво сидевший на своей постели. – Прошу прощения, господа, что перебиваю. Но я абсолютно точно уверен в этом. Я не знаю, о ком шла в этом документе речь, и потому не могу понять, для чего я был приглашён на оглашение завещания. Нотариус назвал дату, якобы соответствующую сегодняшнему дню. «Сего дня, сентября седьмого, года одна тысяча шестьсот тридцатого, вступает в силу некий документ», – высокопарно произнёс он, явно копируя кого-то. – Но мой отец взошёл на эшафот 30 января 1649 года, и с тех пор уже прошло время! Так как же сейчас может быть сентябрь тысяча шестьсот тридцатого года? А если предположить, что нотариус назвал правильную дату, то получается, что он жив, а я ещё и не родился. И я не был бы против этого, я был бы счастлив, если бы король Карл I, мой отец, сейчас оказался жив и был в добром здравии, пусть бы даже ради этого я исчез с лица земли! – голос мальчика сорвался, он замолчал, закрыв лицо руками, потом поднял голову и проговорил: – Прошу прощения, господа, за мою эмоциональность.
Мы некоторое время молчали. Редманд, белый как полотно, подошёл к юному герцогу и осторожно тронул за плечо:
– Но разве имя Правдин Кирилл Игоревич ничего не говорит вам, ваше высочество? – в мужестве Игорю сейчас нельзя было отказать, и, хоть голос его звучал напряжённо, держался он достойно.
– Нет, я не знаю никого с таким именем, – проговорил герцог, – Правдин Кирилл Игоревич… Кир… – Эдун растерянно нахмурился и вдруг вспыхнул: – Юнга! Это же я, папа! Папа!!! – он кинулся к отцу.
Игорь прижал его к себе, и нам были слышны только приглушённые рыдания и успокаивающий шёпот.
И снова надломился ненадолго лёд между нами прежними и нами теперешними, нам дано было время побыть прежними, побыть собой. Все позабыли принятое не так давно решение звать друг друга новыми именами, и мы пару минут с наслаждением перекликались – Макс, Игорь, Кир, Артём, Морра… Тот, кто отправил нас сюда, подарил нам несколько мгновений радости и лёгкости, но только несколько... После них нам пришлось вернуться в это время, в этот мир, в эти личности. Эдун снова одиноко сел на свою постель, но выглядел повеселее, да и Игорь немного успокоился, поняв, что сын помнит и себя, и его.
– Ещё один момент меня насторожил, – сообщил Валентайн. – Внешность нотариуса и его голос кажутся мне… даже не знакомыми, я уверен, что не встречал прежде этого человека… Но в то же время такое чувство, что я хорошо его знаю. Какие-то его интонации напоминают мне… не могу вспомнить кого. Чёрт возьми, если бы я мог подольше оставаться Максом Вольским, я бы вспомнил! Да какая же сволочь с нами это сделала!!! – он стукнул кулаком по стене, но, к счастью, не сорвался на крик, и говорил всё это свистящим шёпотом. – Я бы вспомнил, обязательно, потому что это из той, из настоящей нашей жизни!
– Надеюсь, имя Законникова Фёдора Ивановича знакомо всем? – Грэг обвёл нас глазами и кивнул. – Вижу, что все помнят эту личность. Так вот, каким образом Законников вдруг становится владельцем барка «Флайшип»? Разве корабль принадлежит не нашему Капитану? Я уверен, что под этим названием скрывается наш «Летучий», как скрываемся под чужими личинами мы все, и потому мне не понятна связь между Фёдором и барком. Что-то вертится в голове, а поймать не могу… как вы, барон, не можете вспомнить того, кто явился сюда в облике нотариуса. И хорошо бы понять, нотариус этот находится здесь так же невольно как мы или он в курсе происходящего? И ещё – опасаться нам его или искать у его помощи?.. Хотя не у кого нам искать помощи, если даже Андр от нас отвернулся. . Да и ошибка в дате может быть не ошибкой, а ловушкой… Нужно разбираться самим. И ждать сигнала от Капитана. Я уверен, что, когда придёт время, он нас позовёт. И неважно как именно. Я вполне допускаю, что не Капитан позовёт свой экипаж, а лорд Биллингем позовёт свой отряд…
-Похоже, не сработало, - задумчиво произнес остроносый нотариус. – Никто из них не проявился, чтобы можно было однозначно ткнуть в кого-то пальцем, а затем и шпагой.
-Да, мсье Жигль, промашка вышла. – Бертран хотел было выпить, но спохватился, и предложил сперва собеседнику. Оба молча опорожнили кружки.
-Почему ты всё время коверкаешь моё имя? – Жиль раздражённо скривился. – Неужели так сложно запомнить несколько букв и правильно их произнести? Когда-нибудь нас на этом подловят.
-Так потому что смотрю на вас, и не могу образ зафиксировать, - возразил шкипер, выловив что-то острое из миски, и запихнув в рот. – Для меня иллюзия не слишком статичная, любезный мсье Шамо. Удивительно, как другие ничего не замечают.
-Опять ассоциация с верблюдом, что ж такое?! – Нотариус встряхнулся, образ француза стёк с него, явив на свет бокора с острова Гаити. – Кэмел, Шамо. Звучит-то по-дурацки даже. Между прочим, Камаль в переводе с арабского означает «совершенство». Так что прояви уважение, Бертран.
-Со всем моим почтением, уважаемый, - одноглазый привстал и изобразил поклон.
-Кстати, а куда подевалась твоя брехливая птица, что растрепала все тайны? – Камаль огляделся. – Ты её сожрал, что ли? Все религии мира запрещают употреблять попугаев в пищу. Харам.
-Ещё не хватало! – Бертран вновь наполнил кружки. – Они и без божественных запретов мерзкие, что при жизни, что на вкус. Доводилось пробовать в джунглях. Так-то птица и птица, но что-то в ней есть отталкивающее. А это пернатое трепло сбежало. Расковырял клювом задвижку и был таков.
-Ой Бертран, теряешь ты хватку. От тебя все спокойно уходят, и потешаются при этом. Мол, не только одноглазый, но ещё и безрукий. Как вы бородача упустили? Двадцать человек с одним доходягой не справились. Он должен был дорожку показать на их корабль, да сожрут дэвы его душу!
-В дерьмо нырнул. – Шкипер хмуро выпил. – И калитку за собой захлопнул, сын дохлой каракатицы. А я в последний момент об этого Биллингема запнулся, едва беглеца за плечо не ухватил. И боцман ещё, своим кнутом ему ускорение придал.
-То есть совокупность случайностей, - Камаль задумчиво побарабанил пальцами по столу. Не нравятся мне эти британцы, слишком непростой народец. Наглые, словно богом избранные. Всё же не верю я, что эти трое – те, за кого себя выдают. Стоп, а где остальные? Их же больше было. И японка с ними.
-Пропали, испарились… - Бертран совсем поник головой, признаваясь. - Опоили вахтенного, спустили шлюпку и удрали. Растяпу я наказал, только бес толку.
-Мда, капитан, я даже не удивлён, почему ты мимо Чёрного Галеона пролетел, словно сорванный со стеньги флаг. Я же всё подготовил, убрал всех конкурентов. Только приди и возьми штурвал. Что могло случиться?
-Барракуда, - с глухой злостью процедил Бертран. – Толстозадая корова, недаром её обрядили в образ гейши, японской шлюхи.
-Японской шлюхи, - рефреном повторил Бокор. – Кстати, а эта, что была с британцами, не могла быть с ней как-то связана? Они тоже, как правило, друг за друга держатся. Идейные, мать их, кодекс чести, бусидо и самураи.
-Да кто ж их разберёт? Парни рассказывали, она с мечом управлялась, словно с ним родилась и выросла. Некоторые ложкой так ловко работать не умеют. Еле схомутали проклятую бабу.
-Управлялась с мечом… - Камаль по-прежнему был погружён в свои мысли. – Жаль, что ты её упустил. Люблю я, знаешь ли, с некоторых пор, баб с саблями… Ладно, иди, отдыхай, мне подумать надо. И завещание верни, гербовая бумага на дороге не валяется, пригодится ещё.
Оставшись один, лже-нотариус тяжко вздохнул, поднял кружку, брезгливо поморщился, и бросил в угол, забрызгав стену ромом.
-Идиоты одни кругом. Капитан, ну куда же ты спрятался от дядюшки Камаля?...
-Ну что же, малец оказался провидцем, - Бертран довольно потёр ладонь об ладонь, при этом мозоли на них сухо и противно проскрежетали. Немного было в нём от аристократа, как бы ни пытался он это демонстрировать всем окружающим. – Шеннуа, брякните в рынду, пора перевести стрелки и пнуть следующий час под задницу, чтобы не задерживал наши дела!
Склянки звонко выполнили желание боцмана. Это означало, что миновала полночь, и наступил… третий день? И что же должно произойти?
Вестовой, тем временем, призвал юного Эдуна и его сопровождающего, барона Валентайна, кажется. Помимо шкипера и боцмана, в кают-компанию вошли двое наиболее прилично выглядевших членов Бертрановой команды. Один из них даже в камзоле и ботфортах, при шпаге и треуголке. Вид он имел важный и чрезвычайно высокомерный, не сказать надменный. Несмотря на мелкие и неприятные черты лица.
-Так вот, милостивые государи, - сказал Одноглазый. – Барон, милорд. Не уверен, что ваше высочество ясно отдавали себе отчёт, пророчествуя именно о том количестве оставшихся дней, по прошествии которых должно произойти одно важное событие. Которое, я более чем уверен, кое-кого сделает счастливее. Впрочем, не будем тянуть кальмара за вымя. Мсье Жигль, уважаемый господин и почётный член нотариальной гильдии, разъяснит всё лучше меня. Прошу вас.
-Не Жигль, а Жиль, с вашего позволения. Господа… – Остроносый нотариус скривился, обводя нас пренебрежительным взором, словно очень сомневаясь, могли ли мы так называться. – Сего дня, сентября седьмого, года одна тысяча шестьсот тридцатого, вступает в силу некий документ. Согласно которому лицо, указанное в нём, наследует имущество и денежные средства. Скорее всего, весьма немалые.
-Сколько? – Вырвалось у его сопровождающего, грубого и крепкого детины, несомненно, телохранителя.
-Откуда мне знать? – Жиль окрысился на прервавшего пафосную речь спутника. – Оно было запечатано до заветной даты, иначе не имело бы юридической силы.
Он полез в недра камзола, и выудил на свет конверт из плотной бумаги, запечатанный большой сургучной печатью. Продемонстрировал присутствующим её целостность, а затем сломал, и медленно открыл клапан. Убедился, что мы с нетерпением смотрим на содержимое – сложенный пополам лист, который даже с обратной стороны будоражил воображение вензелями из золотых нитей. Потянул бумагу из конверта, отложил ненужную уже обёртку, и раскрыл документ. Мы перестали даже дышать, хоть и не подозревали даже, кто мог быть там указан. Но раз оказались в этом месте, значит…
-Ничего не понимаю. – Нотариус недоумённо оторвался от чтения бумаги. – Я прошу прощения, господа. Мне впервые довелось столкнуться с подобного рода документом. То есть, в принципе, с юридической точки зрения, он не противоречит ни одному закону о наследовании, действующему на территории Британской Империи. Просто… Возникают сомнения в легитимности правообладания имуществом, указанном в завещании, касательно самого наследодателя. Какой-то непонятный купец первой гильдии, Законников Фёдор Иванович, русский, судя по всему, завещает имевшийся в его владении парусный барк о четырёх мачтах, «Флайшип», некоему отроку, очевидно, своему соотечественнику, подданному Российской Империи, Кириллу Игоревичу Правдину. Что за бред? Какой ещё Российской Империи? Откуда у этих медведей империя?
-Нет, дорогой Жигль, это далеко не бред! – Бертран забрал у обескураженного нотариуса гербовую бумагу, перечитал текст, и победно уставился на меня. – Ну что, сир Алехандро, прокатили вас с корабликом? Остались вы без судна, без команды, без власти и влияния. Пацану сопливому всё досталось. Обидно, не правда ли?
-Я вообще не понимаю, о чём тут речь сейчас, - Мне больших трудов стоило сохранить невозмутимость, услышав знакомые имена, которых по легенде я знать не мог. И, глядя на молодого отпрыска короля, я видел, как заблестели его глаза, но он тоже нацепил на себя маску неведения, и даже засунул в ноздрю указательный палец, принявшись там ковыряться. Максимилиан же Валентайн, поиграв бровями, без спроса налил в кружку рома, и залпом выпил. Вздохнув невинно, я продолжил. – Поскольку данное завещание не имеет ко мне никакого отношения, я, пожалуй, отойду ко сну, если позволите.
-Так что, никого из присутствующих этот документ не касается? – вопрошал нотариус. – Тогда извольте вернуть его мне, как законному хранителю и волеизьявителю покойного Законникова.
-Да с чего это покойного? – Боцман словно очнулся, вдруг впервые услышав, о ком идёт речь. – Знаю я этого прохиндея, третья банка справа. Вечно товарищей в кости обыгрывает, отчего бывает ими нещадно бит. Откуда это у него в собственности барк завёлся?
-Это тот самый наглый бородач, что через день плетей получает за дерзость? – Воскликнул Бертран. – Так он русский?
-Истинно он! – заверил его Шеннуа. – А давайте, не теряя времени, вздёрнем его да спросим, где это он утащил гербовую бумагу, да умудрился царские печати подделать. Айда!
Гурьба, возглавляемая боцманом, устремилась в кубрик, распихивая ошалелых вахтенных. Никогда ещё благородные в таком количестве не шлялись по кораблю среди ночи. По пути отрок пытался мне что-то сказать, но я «невзначай» отпихнул его, и ушёл от разговора. Взбудораженная матросня повскакивала с гамаков, в толчее да темноте пытаясь разыскать того самого бузотёра и выжигу, который нажил себе недоброжелателей не меньше десятка, но, обладая недюжинной силой, не давал загнать себя под шконку. Выяснилось, что его видели вот только что, на пути в гальюн. В предвкушении развлечения, чуть ли не вся команда ринулась к отхожему месту. Упомянутый бородач вышел из-за бухт с канатами, подтягивая штаны, увидел нас, и тут же юркнул обратно. Возникла толчея, к гальюну пробились лишь шкипер, боцман, и я. Поэтому мне и довелось запечатлеть последние секунды Федечки на борту Ласточки. Кнут хлёстко перетянул его поперёк спины, после чего он головой вниз нырнул между ячеек обрешётки, и канул в пространственную дыру, которая на мгновение вспыхнула и затянулась.
Барракуда не задержалась на «Летучем». Сообщив о том, что очередное исчезновение команды вызвано вмешательством самого Тенгри-Хана, она отправилась по своим делам, в свои пространства, времена и миры. Волька, встревоженный её словами, даже не услышал, как к нему обратился Батбаяр, так что тому пришлось повторить свою волю:
– Друг мой, я не привык по несколько раз произносить свои просьбы, только для тебя делаю исключение, поскольку эфемерность твоя может послужить оправданием непочтительности и неповиновению.
Волька снова не отреагировал. Он был поглощён своими мыслями и тревогами и пытался просканировать как можно большее пространство вокруг себя, запуская импульсы в самые отдалённые уголки, насколько хватало его энергии. Но нигде ему не удавалось обнаружить хоть какой-то след своих друзей. Вернулся к разговору он только после того, как шаман призвал его уже не просто окриком, а истошными воплями.
– О духи всего сущего! – воскликнул шаман, когда Волька наконец удостоил его своим вниманием. – Неужели мой зов всё же достиг твоего ограниченного разума? Найди экипаж корабля, покажи мне их. Я хочу посмотреть на игру, затеянную Великим. Я всегда любил наблюдать за его выдумками, мне интересно, как они станут действовать. Зная их, я могу предположить, что это будет увлекательное зрелище.
Однако Вольке совсем не понравились слова шамана, и он не торопился выполнять его распоряжений. По мнению сущности, Батбаяр сейчас должен был разрабатывать план уж если не возвращения членов экипажа на борт, то, как минимум, помощи им. И ему был совершенно непонятен этот странный интерес к просмотру «увлекательного зрелища». Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понимать – экипаж оказался в опасности и жизнь друзей может сейчас висеть на волоске. Но Волька был слишком вежлив, чтобы высказывать шаману всё, что мог о нём подумать, и слишком робок, чтобы думать то, что мог бы подумать собеседник другого рода. Он давно уже перестал быть рабом, но искоренить в себе всё, что было заложено создателем, ещё успел, хоть и очень старался. И поэтому ему пришлось сначала взвесить все свои слова, обдумать их и проверить, насколько они могут быть допустимы в разговоре со столь почтенным человеком.
– Уважаемый Батбаяр, – проговорил он, – мне жаль, но я не могу найти их, и потому надеюсь получить от вас указание по направлению поисков. Кроме того, я позволяю себе верить, что вы не намерены ограничиться простым наблюдением, но поможете им…
– О, я не в праве помогать им, когда в дело вступают такие силы, как Тенгри-Хан! – усмехнулся Батбаяр.
– И всё же вы должны это сделать, я настаиваю… – мягко потребовал Волька, сохраняя максимально вежливый тон.
– Послушай, – шаман неожиданно для Вольки начал злиться, – я – не какой-то мелкий колдунишка или криворукий боохолдой! Я потомственный шаман, в моём роду есть такие имена, которые и произносить в простой беседе оскорбительно для носивших их! Так неужели ты думаешь, что ты, бесплотная суть простого кораблика, вправе настаивать на чём-то, говоря со мной? – Батбаяр даже приподнялся на своих подушках. – Помни о том, что ты есть!
Волька внимательно выслушал его и решил, что шаман чрезмерно возгордился и ведёт себя не так, как могли ожидать Капитан и его спутники. А поскольку с некоторых пор Волька научился испытывать эмоции как живые люди, он тоже ощутил гнев. Он был предан своему экипажу и готов был на всё, чтобы добиться помощи друзьям, и потому обратился к своему зарвавшемуся собеседнику строго и холодно:
– Я – сущность особого корабля и друг его экипажа, и потому я повторяю – вы должны обдумать и предпринять необходимые действия для помощи Капитану и его команде. Мне очень неприятно говорить это, но вы вынудили меня. Уважаемый Батбаяр, пожалуйста, вспомните и вы о том, что вы есть. Вы – проекция, созданная мной и усовершенствованная моим другом для того, чтобы защищать и помогать экипажу барка «Летучий». Если вы отказываетесь выполнять своё предназначение, то ваше существование становится бессмысленным и затрачивание энергетических ресурсов на него нецелесообразно. Надеюсь, вы понимаете меня?
– Я подумаю, что можно сделать, – Батбаяр, слушая его, постепенно терял важность и свою реплику произнёс уже без намёка на прежний апломб.
А Волька, убедившись, что его слова возымели нужное действие, медленно удалился, чтобы случайно не выдать чувство вины, которое он испытывал, совершив такую атаку на старика. Уединившись, он снова сосредоточился, ощупывая пространство. Но теперь он уже искал не экипаж, а часть самого себя, ту самую часть, которая существовала отдельно от него. Эта часть была слишком мала, чтобы он мог с её помощью общаться с потерянными друзьями, но, если ему удастся её найти, он сможет попытаться передать ей энергетический импульс, чтобы усилить её защитные функции, которыми сможет при необходимости воспользоваться носитель этой части.
Но прежде он проверил, чем занимается шаман. Батбаяр слез со своих подушек, раздул дымящиеся головешки очага и топтался с бубном и колотушкой вокруг него, бормоча заклинания и призывы – угроза сущности возымела своё действие. Волька стыдливо вздохнул, но тут же сказал себе, что поступил правильно – шаман, похоже, в самом деле забыл, что он тоже проекция и существует за счёт энергетического поля корабля. А в действительности у Вольки и в мыслях не было отключать проекцию, и угрожая этим, он всего лишь блефовал. Как выяснилось – удачно…
– Господа, прошу уделить мне несколько минут вашего внимания, – вежливо попросила Азуми, редко вступавшая в разговор. – Я много думала о нашем положении и хочу поделиться своими выводами. Если позволите, я обращаюсь к вам тем, кем мы здесь являемся. Мне так легче.
Это было легче нам всем. Как недавно обратил внимание Грэг, мы очень быстро вживались в свои роли, и я уже начинал бояться, что скоро мы можем забыть, кем являемся на самом деле. Но Редманд и я держались лучше, мы старались вести беседы, называя друг друга настоящими именами. Но Морра, Кир и Макс делали это с заметным затруднением.
– Так вот, – продолжила она, присаживаясь на пятки по японскому обычаю, – слова герцога были произнесены им явно бессознательно. Из этого можно предположить, что некто внушил молодому Редклиффу необходимость донести это предупреждение. И, может быть, мы… – она замялась, закрыла лицо руками и болезненно застонала, словно превозмогая внезапный приступ боли, потом обвела нас глазами, и я понял, что говорить всё же будет не Азуми, а Морра. – Послушайте, я, конечно, предположила, что мы участвуем в каком-то спектакле дурацком, – торопливо заговорила она, – но вдруг это не совсем так? Вдруг нас отправили сюда с определённой целью, объяснить которую не смогли или не успели. И те, кем мы здесь представлены, – возможно, нам внушают истории этих людей, возможно, мы должны сделать что-то важное именно их руками. Руками людей, у которых есть контакты с этим миром, этим временем. Они ведь не пришлые, они здесь живут, в отличие от нас, заброшенных сюда извне…
– Но тогда почему мы с Артёмом ничего не знаем о себе? – спросил Игорь, уцепившись за возможность пообщаться по-настоящему, а не по-средневековому.
– Возможно, вы хуже поддаётесь внушению, сопротивляетесь. Возможно, что и Капитан с Андром тоже сопротивляются, не поддаются этому внушению. И тогда те самые три дня, о которых говорил Кирилл, получают своё объяснение – за три дня вы должны впустить в себя нужную информацию, узнать кто вы, откуда и зачем. Иначе будет поздно.
– А может, Морра и права, – подумав, согласился Макс. – Между прочим, боцман говорил, что мы прибудем в Англию через неделю, если будет попутный ветер. А ветер не только попутный, но и весьма крепкий, «Ласточка» летит птицей и вполне оправдывает своё имя. Так что мы будем на месте раньше. Тогда и в самом деле получается, что надо до прибытия в порт понять смысл нашего появления здесь и разработать план действий.
– А почему в таком случае Кирилл не сказал ничего о трёх днях нам? – озадачился Игорь.
– Вот этого я не могу объяснить никак… – вздохнула Морра. – Единственное, что приходит мне в голову – это то, что главную информацию должен найти Капитан. Или Андр, раз он там тоже был.
– Но там были и Бертран с несколькими матросами, – заметил я. – Почему был выбран именно тот момент для передачи сообщения?
– Откуда я знаю, Тёма? – грустно сказала Морра. – Я только делюсь своими размышлениями, но совсем не настаиваю на их правильности.
Странно, но, когда она вот так произнесла моё имя, в тесной нашей каюте что-то вдруг изменилось. Все Стэнли, Валентайны, Редманды, Редклиффы и Азуми исчезли, мы стали собой, без чужих мыслей и ощущений. Морра вскочила на ноги и кинулась ко мне, я одной рукой прижал её к себе, под другую руку нырнул Кир, к нам присоединились Макс и Игорь и на несколько секунд мы замерли тесным кружком. Но тут же всё это пропало, и Морра первой освободилась из объятий. Она вернулась на своё место и снова уселась на пятки. Она опять стала Азуми-сан, а за нею и к нам вернулись навеянные чьей-то волей личности. И даже эта минутная близость заставляла нас теперь испытывать некоторое смущение, и мы даже неловко извинились друг перед другом за нечаянное проявление эмоций.
– На мысли о внушении меня наводит ещё и тот факт, – как ни в чём не бывало заговорила Азуми, – что мы достаточно легко адаптируемся здесь, общаемся в соответствующей манере, держимся как принято здесь и сейчас. Кроме того, мы – это мы, и наши души не перемещены в чужие тела. И… очень может быть, что и эти наши облики нам тоже внушены, а на самом деле мы обычные.
– Что-то то слишком сложно, вам не кажется, Азуми-сан? – пробормотал Редманд.
– Возможно, – с прежней грустью согласилась она, – но если допустить, что моя догадка хоть отчасти верна, то можно предположить, что в своём настоящем облике мы не можем справиться с поставленной задачей.
– Или те, с кем нам предстоит встретиться, знают нас в лицо, и сейчас мы не должны быть ими узнаны, – подумал я вслух…
Неудобства нашего положения нарастали как снежный ком. Очень скоро и я начал подумывать о том, что сейчас неплохо было бы хоть на время вернуться в призрачное состояние, потому что наличие материального тела требовало питания и испытывало жажду. Проблемы с питьём решились легко – Валентайн просто потребовал у Бертрана, чтобы бочонок с пресной водой был установлен прямо в каюте юного герцога, и соответствующее распоряжение было отдано. С едой складывалось немного хуже – нас теперь было пятеро, и, как бы не возрос аппетит Эдуна и барона, оправдать количество потребляемой ими пищи становилось затруднительно. Ситуацию немного облегчало то, что, отправляя шлюпку в свободное плавание, чтобы прикрыть наш побег, Редманд не стал укладывать в неё украденные с камбуза продукты, а притащил их с собой. Но всё равно провизию приходилось экономить, поскольку мы не знали точных сроков нашего заточения.
Но, если голод и жажду можно было приглушить небольшими порциями еды и парой глотков воды, то последствия этих действий настойчиво требовали найти выход. Под покровом ночной темноты мы проскальзывали на нос, где располагалось крайне неудобное и весьма опасное место для отправления естественных надобностей. Выходили сразу втроём, насторожённо караулили друг друга, чтобы никого не смыло за борт и чтобы не встретится с кем-то из команды. Днём же было сложнее. Спасение пришло в лице юного герцога – ему удалось стащить штаны и куртку кого-то из пиратов, которые хозяин оставил на просушку после стирки (если это можно так назвать). Тем не менее, у нас появилась возможность напяливать на себя эти обноски и осторожно пробираться всё в то же место. Выручало то, что и в дневное время сюда не ходили большими компаниями, а мы старались выбирать моменты, когда на палубе находилось как можно меньше народу – например, когда все собирались на обед.
Выходили мы в сопровождении Эдуна или Валентайна или с обоими вместе, они не вызывали подозрений у команды, а нас могли предупредить об опасности. В один из таких дневных выходов я едва не попался, но, к счастью, успел укрыться за сваленными грудой канатами. Двое матросов пришли в отхожее место по своим делам, и я оказался в тупике, потому что выйти из-за канатов мог только к ним навстречу. Так что я пригнулся и затаился, в надежде, что они не задержатся здесь, и в результате оказался вознаграждён за то, что оказался в столь неприглядном положении. Матросы действительно всё сделали быстро, но при этом не умолкали ни на минуту, а я превратился в слух.
Они обсуждали недавнее происшествие, которое случилось одновременно с нашим побегом. Один из матросов был полон суеверного ужаса и рассказывал, что оказался свидетелем того, как юный герцог явился к капитану Бертрану, когда тот как раз проникся необъяснимым доверием к измученному пытками Биллингему и приказал притащить для него воды и рому. «Стоим мы там, сир этот рома отхлебнул, рожу ополоскал в бадье. И тут парнишка вдруг явился. И сказал – три дня, – нервно говорил матрос, – принц-то сказал этот, и глазищи у него были как у нашего настоятеля, когда я в монастыре подвизался. Неподвижные, страшные – вот-вот проклянёт и тебя прямо тут же молнии небесные испепелят! Три дня, говорит, и будет поздно. А уже второй ведь день на исходе». «До чего три дня-то?» – скептически поинтересовался второй. «Чёрт его знает. Каждый из нас должен узнать. А что узнать, от кого, кто именно… Видать, все мы прокляты. Не иначе как дьявол прислал этих пассажиров на «Ласточку», то-то мне перед выходом в море сны виделись разные…». На этом разговор оборвался, второй матрос опасливо прикрикнул на суеверного, чтобы тот заткнулся и не призывал тёмных сил такой болтовнёй. Наконец, они убрались восвояси, я смог выбраться из своего убежища и вместе с изнервничавшимся Валентайном, который в этот раз был моим сопровождающим, вернулся в каюту.
По пути я рассказал ему о подслушанном разговоре, и мы сразу принялись расспрашивать Эдуна о том, что он имел в виду, когда предупреждал Бертрана или Биллингема (или их обоих) о трёх днях. Но Редклифф только изумлённо уставился на нас и поклялся памятью отца, что не понимает, о чём речь. Выглядел он при этом искренним, и у нас не осталось и тени сомнения в том, что он на самом деле не понимает наших вопросов. Тогда Максимилиан отправился на палубу, пользуясь свободой передвижения, чтобы осторожно выведать о произошедшем. Он не задержался и скоро вернулся с новостями, узнав всё от самого Бертрана – тот вовсе не пытался что-то скрыть и был даже рад высказать барону всё, что думает о своём юном пассажире. Валентайн извинился за мальчика и объяснил его поведение тем, что он был шокирован недавней стычкой между теми, кого готов был считать своими друзьями. «Юный Редклифф очень подавлен произошедшим, – сказал он, – вы должны понять его, в его положении дружеское участие так важно, а эти люди обманули его ожидания». Бертран остался удовлетворён объяснением – во-первых, барон тем самым лишний раз открестился от соучастия в организации бегства пленников, а во-вторых, слегка успокоил его по поводу пресловутых трёх дней.
Но вот нас эти объяснения, конечно же, не устраивали. Мы уже привыкли к тому, что всё необъяснимое всегда имеет свои последствия, и не всегда приятные. Три дня могли означать что угодно – от благополучного возвращения на «Летучий» до взрыва «Ласточки» вместе с нами. И потому мы снова и снова пытались найти разгадку словам мальчика, но объяснения не было. Как не было по-прежнему никаких зацепок, чтобы понять, зачем мы оказались здесь. Кроме того, мы – Азуми, Грэг и я – оставались безоружны. Валентайну и Эдуну вернули их шпаги после того, как барону удалось убедить Бертрана, что он и сам раздосадован нашим поведением.
Юному герцогу удалось разузнать, что наше оружие хранится в каюте Бертрана, и это немного утешало – по крайней мере, оно всё в одном месте и не разошлось по чужим рукам. Если мы всё же решимся захватывать корабль, то знаем, с какого помещения начинать. Да и по всей логике подобный захват нужно начинать с того, чтобы лишить капитана возможности действовать, а обезглавленная шайка пиратов уже не так страшна, как направляемая сильной рукой. Правда, место Бертрана мог занять боцман, и его рука могла оказаться не менее влиятельной, и даже превзойти власть одноглазого, если вспомнить жизненный и боевой опыт человека, носящего теперь имя Пабло Шеннуа. И тогда наши три клинка превращаются в три кривые зубочистки.
Вернувшийся одноглазый шкипер отослал подчинённого улаживать какой-то конфликт среди экипажа, вытащил из кармана бриджей бутылку благородного изумрудного стекла, и тут же наплескал нам по полкружки напитка, который даже на вид и запах разительно отличался от обычно потребляемого матросского пойла. Он и на вкус оказался восхитителен.
-Вот, другое дело, - довольно крякнул Бертран. – Амброзия настоящей аристократии, а не то, что эти… Биллингем, признайтесь честно, мне там не доверяют?
-Где там? – уточнил я на всякий случай.
-Ну там, - нетерпеливо сказал он и ткнул пальцем вниз.
-Я не настолько знаком с вашей командой, чтобы быть осведомлённым об их настроениях и отношении к капитану.
-Да какой командой? Мне плевать, что обо мне думает это быдло. Хоть бы они все на ужин кракену достались. Вы же понимаете, о ком я. То, что должность капитана Чёрного Галеона просквозила мимо, конечно, меня огорчило. Но не настолько, чтобы об этом горевать. Тем более, я слышал, победивший кандидат плохо кончил, забери Нептун его душу. Моя ссылка на эту посудину тоже особо не заботит, видали корыта и похуже. Но вот Лоа, которого прислали на остров, его же надо мной надзирать поставили? И Барракуда, эта портовая шлюха, тут же нашептала, будто бы мой ребёнок вовсе и не мой. Разве я заслужил подобное отношение? Хозяин мной недоволен?
У меня в голове зашумело от алкогольного коктейля, и от ядрёной смеси новых вводных, которая тут же забурлила, забивая все свободные ячейки многострадальной памяти. Я, в отличие от боцмана-горемыки, комплексовал не от отсутствия воспоминаний, а, напротив, от переполнения ими объёма мозга. Вся пережитая информация, подобно опаре из дрожжевого теста, чуть ли из ушей не лезла.
-Хозяин не бывает доволен ничем и никем, - отрезал я, даже не утруждаясь подумать, кого имел в виду Бертран. – Так что на этот счёт не стоит переживать. Что касается верности супруги… Лоа, несомненно, прожжённый сукин сын, недаром о нём ходят слухи. Тут надо смотреть и на бабу, они тоже, знаете ли… Тихо, шкипер, тихо, вашу жену я и не знаю вовсе, пусть она будет святая.
Одноглазый, хоть и испытывал к куратору, то есть к сиру Биллингему, а значит, и ко мне в его образе, почтение, но всё же едва сдержался, чтобы не кинуться в драку. Нет, не почтение в нём - страх, и злость за этот страх низшего перед высшим. Пожалуй, не стоит его недооценивать. Авторитеты и в семнадцатом веке садились на пику не реже простолюдинов.
-А с Барракудой мы не виделись уже давно, - продолжил я, убедившись, что Бертран больше не прикидывает, как бы половчее огреть меня бутылкой. – Слыхал, что у вас возникли разногласия.
-Мне с ней делить нечего, - презрительно бросил капитан, и хватанул изрядный глоток прямо из горлышка. – Но при встрече припомню ей любовника в таверне, у которого был заказ на мою жизнь. И за «Ласточку» мне ответит. Знаете, сир Алехандро, капитан привыкает к своему кораблю, сживается с ним, срастается нервами и мыслями. И когда теряет его, что-то внутри обрывается. Уверен, что посудины, лишаясь шкиперов, тоже страдают. Да что я вам рассказываю, вы это лучше меня знаете.
Я едва не протрезвел от его слов. Кривой Бертран говорил сейчас о событиях, которые произойдут через несколько столетий, как о свершённых деяниях! То есть, уже знал заранее? Или, как и нас, его за какие-то грехи заставляют скакать по мирам и эпохам, выполняя некие миссии? Ну ладно, предположим, он где-то по-настоящему накосячил, отрабатывает перед высшими силами. А мы – почему и за что нас туда-сюда пытаются приткнуть? Не присматривать же за разными неблагонадёжными элементами. Поначалу на Летучий, как из рога изобилия, сыпались всякие нарушители спокойствия, вроде Федечки и подобных ему. Словно у нас там пионерский лагерь для трудных подростков, или исправительный центр для трудных взрослых. Теперь, по закону сохранения энергии, наша очередь???...
Почему опять нет подсказок? Где задания, цели, смыслы происходящего? Что за небрежное отношение к нашим судьбам? Кидают, как горошины, горстью на карты локаций, и куда попадут, там и пусть гремят-перемещаются, безо всякой идеи. И ещё один аспект не даёт покоя. Опять какие-то иностранные объекты заселения. Или образы, в которых нам приходится выживать в данной конкретной ситуации. На этот раз британские подданные мужского пола, и одна японская женщина. При условии, что это мои друзья, опять же. Что, своих персонажей не нашлось, земляков? Отыгрывать которые не в пример легче, проще, привычнее. Все разведчики сыпались на мелочах и нюансах, деталях и незнании подробностей бытия предлагаемых территорий и этносов. Откуда нам знать, как вели себя англосаксы в семнадцатом веке? Или какое столетие сейчас на дворе? До виселицы или колоды для усекновения головы два шага, полторы фразы, неправильно взятая вилка за столом, не на той стороне пояса подвешенный меч. Кстати!!!
Ощупал себя, якобы в поисках платка для утирания губ. Слава Георгу Третьему, за пазухой вроде артефакт, похожий на Кинжал Последнего Удара, в ножнах. Не потерялся. Хотя, намедни вместо него какой-то другой клинок оказался под рукой, чуть до инфаркта не довёл. И хорошо, и славно. Жаль было бы всех потраченных усилий. Возвращаясь к теме смыслов, так он и не пригодился в войне с магией вуду. Потому что сама война не состоялась. И что, получается, задание мы не выполнили? Так, а кто нам его выдавал? Откуда мы знаем, что надо делать в тот или иной момент? Замкнутый круг.
-Знаете, Алехандро, - сидящий напротив боцман устало стукнул ладонью по столешнице, - раньше мне нравилось выпивать, находя для этого поводы, возможности, и азарт при этом не попасться на глаза одной прекрасной даме, которая не одобряла, что характерно. А теперь этой ханки хоть залейся, и даже употреблять её необходимо в профилактических целях. Но радости больше она не приносит.
Мы завтракали опять втроём, в обществе Бертрана и Пабло Шеннуа, но шкипер куда-то отлучился, и боцман вдруг разоткровенничался. Озвучивая до боли знакомые факты биографии. Но я пока решил придерживаться выбранной линии: «Я не я, и лошадь не моя».
-Когда это – раньше? – задал вопрос загрустившему помощнику капитана «Ласточки».
-Что? А, давно это было, в прошлой жизни. – Шеннуа тяжело вздохнул. – Иногда снятся благословенные времена, друзья, подруги.
-И чем вы занимались в той – другой – жизни? – Я предложил горемыке пропустить по стаканчику.
-Как ни странно, это тоже был корабль, - Пабло занюхал ром рукавом. – Даже не помню названия. И лица членов команды смазанные. Но вроде бы, на том судне я был не обычным матросом. А с тамошним капитаном даже приятельствовал. Как раз перед нашей стычкой мне приснилась одна дружеская попойка. Отчего я, под впечатлением, и принял вас за своего друга. Вы уж простите.
-А как сюда на службу попали? Насколько я знаю, у Бертрана вся команда состоит из отчаянных парней, где уж он таких набирает, я не знаю.
-Тоже мутная история! – Боцман удивлённо уставился на меня. – Память не выдаёт длинной легенды о моём назначении в помощники. Прошлое теряется где-то в тумане, будто я держал этих мерзавцев в железном кулаке всегда. Говорят же в таких случаях – «сколько себя помню». Но помню-то я как раз немного. Зато сны про то, чего, кажется, и не было никогда, как раз ярче и подробнее всяких воспоминаний. Так бывает разве?
«Бывает ещё и не такое» - подумал я, ощущая рубцы от бича через всю спину, которые как раз этот простодушный «пастух» собственной рукой и оставил. Но какой-либо ненависти к нему я не испытывал. Он ведь тоже лишь играл свою роль. Претензии накопились к режиссёру, раздающему актёрам сценарии…
Спать нам приходилось на полу. Во-первых, потому что скамьи были слишком узкими, чтобы на них могли разместиться по два человека, а во-вторых, наши теперешние роли не допускали подобного. Кирилл и Игорь могли бы лечь вместе, но Эдун Редклифф и Грэг Редманд – нет. Потому Азуми и Эдун расположились на постелях, а мы втроём растянулись на полу, расстелив широкие плащи. Валентайн провалился в тревожный сон, засопел на своём месте и юный герцог. Азуми не издавала ни звука, и было не понятно, спит она или нет. Мы с Грэгом не смыкали глаз, прислушиваясь к каждому шороху в коридоре. Команда «Ласточки» не беспокоила постоянным хождением, но время от времени чьи-то шаги доносились до нас – то осторожные и крадущиеся, то твёрдые и быстрые, то неуверенные и неровные. И, если быстрые могли принадлежать вахтенным, а неуверенные – захмелевшему матросу, направляющемуся на боковую, то о том, кто передвигался крадучись, оставалось лишь догадываться. Успокаивало только то, что ни первые, ни вторые, ни третьи не замирали и даже не замедлялись возле двери в каюту.
Под утро Редманд осторожно поднялся на ноги и, стараясь не шуметь, сделал несколько энергичных упражнений, затем сел на пол, прислонившись спиной к скамье герцога. Я наблюдал за его силуэтом в скудном утреннем свете, потом присоединился к нему.
– Так и не спал? – тихо спросил он.
– Нет, – я покачал головой.
– Надо что-то решать, Тёмыч, – прошептал Игорь, – не поверишь, в первый раз за всё время, как мы получили тела, жалею, что я не призрак. Сейчас бы прошёл через переборки, послушал, где про что говорят. Нашёл бы Биллингема, хоть понять, Кэп он или нет. Андр что-то тоже темнить стал. Может, он с Биллингемом перемигнулся, сообща действуют? Но не нравится мне это наше приключение. Обычно, когда нас закидывало куда-нибудь, мы хоть немного понимали, зачем, куда, к кому, что делать. А главное – мы самими собой оставались. А тут… – он безнадёжно махнул рукой.
– Меня тоже всё это беспокоит, – признался я таким же тихим шёпотом, – никаких зацепок, что делать. Даже не смогли понять, где находимся, – мне припомнилось, как мы пытались разглядеть звёзды ночью, когда спускали шлюпку, но небо было сплошь покрыто тучами. – Как назло, днём ясно, а к ночи затянуло. И знаешь, вот то, что мы – не мы, тоже очень настораживает. Мне не дают покоя слова Азуми по поводу того, что мы исполняем какие-то роли. Ты только подумай – Макс, Кир и Морра знают свои роли, свои истории. Все трое знают, откуда и куда они направляются, зачем, что они должны делать по прибытии. Относительно Капитана и Андра мы вряд ли сможем понять, в курсе ли они своих миссий, потому что они нам, по всей вероятности, не доверяют. И только мы с тобой не имеем представления о себе. Знаем только имена и… даже не знаю, как назвать – должности, звания или что… Ты юрист, а я советник Биллингема, которого он напрочь не признаёт. И это всё, а откуда мы, зачем мы, куда – ни ты, ни я понятия не имеем.
– И что? – насторожённо спросил Игорь. – Почему тебя это так уж сильно нервирует?
– Потому что, если Морра права по поводу того, что мы оказались в каком-то грандиозном спектакле и действительно исполняем роли, то мы с тобой – массовка, персонажи без прошлого и без будущего, только для текущего момента нужные. Случилась стычка – выхватили шпаги, открыли двери – вышли из-под ареста. Вот скажи, пока ты сидел под замком, ты хоть на секунду задумался о побеге или о том, что с нами будет?
– Нет, – подумав, сказал он, – а ты?
– Нет, я даже не помню, о чём думал. Но точно не о том, как выбираться и как выкручиваться. Так вот, Игорь, если Морра права, то мы с тобой получаемся, как я говорил уже, массовкой, расходным материалом. Которым можно в любой момент пожертвовать в угоду сюжету. Потому таких персонажей и не прописывают подробно – они не участвуют активно в событиях, только оживляют эпизоды.
– Ты хочешь сказать, что нас могут в любой момент скинуть за борт, если это будет угодно гипотетическому режиссёру? – задумался он. – В таком случае мы с тобой лучшие кандидаты на подобные роли – мы ведь уже умирали, так что нам «смерть не страшна, с ней не раз мы встречались в степи», – пропел он. – В принципе, и Кир с Максом в относительной безопасности. Хотя, если подумать, что Кирюху на плаху отправить решат… – он невольно вздрогнул, опустил голову и продолжил только после долгой паузы: – Роли Капитана и Андра нам неизвестны. Зато твоя Морра в крайне неприятном положении оказывается. Если она не справится со своей задачей, ей действительно придётся сделать харакири, и она-то не призрак…
– Нам надо либо найти способ вернуться на «Летучий» и стать собой до прибытия в Англию, чтобы ей не надо было выполнять задание, а Киру с Максом не пришлось идти к Кромвелю, либо, если мы всё-таки окажемся на берегу, то помочь ей справиться с задачей, а их – уберечь от плахи, – проговорил я. – Но как это сделать – вопрос. Особенно если мы – на сцене.
– Значит, станем Буратинами, – Игорь ткнул меня кулаком в плечо, – если одна деревянная кукла смогла сломать спектакль Карабасу-Барабасу, то неужели мы всей оравой не справимся с такой же задачей? Если, конечно, это спектакль… А ещё, сэр Стенли, - помолчав, внушительно добавил он, - с каждой минутой становится труднее чувствовать себя собой и звать всех настоящими именами.
Я промолчал, потому что и я ощущал то же самое – этот разговор, в котором мы старались называть друг друга Артёмом и Игорем, дался непросто…
Мы не успели попробовать сладости, когда в коридоре раздался топот многочисленных ног, и нам пришлось утрамбоваться в наше укрытие, которое больше напоминало щель. Прижавшись друг к другу, как селёдки в банке, мы затаились, боясь шевельнуться и издать малейший шорох, и только надеялись, что команда «Ласточки» не догадывается о существовании этой ниши. Едкий дым моего порошка выветрился из трюма быстро, это вещество не относится к долго действующим. На палубу выволокли охранника, он усиленно тёр слезящиеся глаза, кашлял чуть не до рвоты, но был цел и невредим, из этого Бертран сделал вывод, что он способствовал побегу Стэнли и Редманда. Охранник так яро клялся в своей непричастности, что тот усомнился в своей правоте. По всей «Ласточке» был проведён самый тщательный обыск, заглянули во все углы.
Проверили и каюту юного герцога Эдуна. Валентайн не препятствовал, наоборот, помогал в поисках – позволил заглянуть в сундуки и под скамьи, даже заявил, что готов всячески содействовать поимке беглецов. Когда же Бертран выразил свой скепсис по поводу этого предложения, Макс открестился от знакомства с нами. «Простите меня, капитан, – с достоинством проговорил барон, – я не предполагал, что моё желание выразить почтение представителям дворянства Англии может быть истолковано таким образом! Я сопровождаю юного герцога Редклиффа и не могу позволить себе вмешиваться в организацию побегов, ибо это может нарушить мои планы. Если вы не доверяете герцогу и мне, можете посадить нас под замок, и мы подчинимся этому, как бы ни было это унизительно для человека королевской крови!». Разговор это происходил в каюте Эдуна, и мы прекрасно всё слышали. Бертран после тирады Макса долго молчал, сопел, потом нехотя буркнул, что они могут считать себя свободными, и вышел. Валентайн окликнул его:
– Если позволите, я хотел бы дать совет.
– Ну? – буркнул Бертран.
– Проверьте количество шлюпок. Вполне возможно, что они уже покинули корабль, и ваши поиски напрасны в таком случае.
Плотно прикрыв дверь каюты, Валентайн шепнул, что мы можем выйти из убежища, и мы поспешили это сделать и отдышаться. Однако были настороже, чтобы в любой момент юркнуть обратно. Через пару часов Валентайн пошёл на разведку.
Бертран последовал совету барона, проверил шлюпки и выяснил, что одной не хватает. Не хватало так же двух пар вёсел, трёх спальных мешков и бочонка пресной воды. Кок заявил, что с камбуза пропали мешок сухарей и корзинка вяленой говядины, и тут же получил выговор за то, что не запирает склад. Картину побега нарисовали быстро – охранник выпустил пленников, получив от них что-то в качестве подкупа, пленники взяли шлюпку и припасы, пользуясь тем, что среди ночи на камбузе никого не было, затем подошли к борту под иллюминатор моей каюты, я вылезла через него и прыгнула к своим друзьям. Таким образом, вина охранника была для Бертрана неопровержима, несчастного в три минуты приговорили и тут же приговор привели в исполнение. Его крики долетали до нас, и Аллану стоило больших трудов удержать меня от того, чтобы выскочить на палубу и объявить о его невиновности.
После обеда Валентайн и Эдун вышли на палубу подышать воздухом. Мы после недолгого размышления решили провести это время в нише, хоть там было страшно тесно и неудобно, но час мы там всё же простояли, совещаясь шёпотом в дальнейших действиях, но так ничего и не могли придумать. Мы слышали, как несколько раз в каюту кто-то заходил, и в эти минуты замирали как статуи, переставая даже дышать – нашим друзьям, похоже, не поверили до конца и решили осмотреть всё в их отсутствии. Мы надеялись, что Макс узнает что-нибудь, но после прогулки его рассказ был неутешительным. Он нашёл боцмана, чтобы узнать новости о Капитане.
– Знаете что, барон, – отчуждённо бросил ему Шеннуа, – давайте забудем о нашем разговоре. Я еле отбрехался Бертрану по поводу той стычки, и очень рисковал составить компанию этому, – он кивнул на охранника, который ещё оставался на месте наказания. – Этот Биллингем, которого вы считаете Капитаном и который чуть мне кишки не выпустил, теперь сидит в каюте Бертрана, жрёт обед из трёх блюд, персонально для него приготовленный по особому распоряжению, и они там очень мило беседуют. Так что я очень сомневаюсь, что вы не ошиблись в нём. А если Биллингем – не Кэп, а натуральный лорд, то где гарантия, что вы тоже… Я не хочу неприятностей. Так что лучше не подходите близко, господин барон. У вас своя игра, у меня своя.
– Похоже, наше освобождение действительно было преждевременным, – вздохнул Стэнли, – как знать, останься мы под арестом, может быть, смогли бы как-то объяснить возникший конфликт. Но, с другой стороны, он возник неожиданно, а нас рассадили врозь, и мы не могли сговориться, чтобы выдвигать единую версию. Азуми-сан, я не хочу, чтобы вы восприняли мои слова как упрёк.
– Разумеется, милорд, – кивнула я, – я действовала необдуманно и поспешно, не предвидя подобных осложнений.
– Мы должны что-то придумать, – проговорил Аллан, – прибытие в Англию может осложнить ситуацию ещё больше. Во-первых, нам надо будет покинуть как-то корабль незаметно, когда он будет уже в многолюдном порту, во-вторых, мы не представляем, что должны там делать, куда идти и кто мы такие вообще, в-третьих, герцог и барон рискуют оказаться в крайне неприятном положении – Кромвель вряд ли будет рад появлению принца, пусть не законнорожденного. Он отправил на плаху его отца, кто знает, как он решит поступить с сыном.
– Но он же не казнил семью Карла? – спросила я.
– Потому что семья его находилась во Франции, – кивнул Грэг, – в противном случае как знать… Но мы ещё не в Англии, и пока меня интересует ситуация с Биллингемом. Либо мы ошибаемся, и он не Капитан, либо он ведёт свою игру. И, если это так, то я надеюсь, что у него есть веские причины так поступать. Учитывая же риск, которому мы все подвергаемся, особенно юная особа королевской крови и потенциальная самоубийца-ниндзя, поведение Капитана выглядит странным. Опять же – если это он.
– Он может не догадываться о риске, – возразила я, – и он может просто нас не узнавать, а слова Андра принять за случайную реплику…
При скудном свете я увидела, что Стэнли и Редманд пострадали основательнее меня – у обоих на лицах были ссадины и синяки, одежда порвана и перепачкана. Удивительно, но серьёзных ран не было ни у того, ни у другого, ни один не исекал кровью и не шатался от слабости. Совсем наоборот – все были готовы к решительным действиям. Я скрывала улыбку – хорошо, что тут нет зеркала, пожалуй, они бы испугались собственных физиономий и растеряли бы боевой пыл.
– Какие у кого мысли? – спросил Макс.
– Самые ужасные, – откликнулся Грэг, – я уже даже сомневаюсь в собственных ощущениях и подозреваю, что мы ошиблись с Биллингемом. Но хотя бы Андра мы нашли.
– Биллингем – это наш Капитан, – возразил Артём, – это абсолютно точно. Но реакция его действительно странная. Остаётся лишь надеяться, что он знает, что делает. Но почему в одиночку? Ведь мы, ничего не зная о происходящем, можем навредить ему.
– Это в том случае, если он сам знает, что делать, – сказала я. – Оставайтесь здесь, я попробую выяснить, что с ним, – и, не дожидаясь возражений, выскользнула из каюты.
Наш замечательный охранник сдался и, очень удобно прислонившись к стене, сладко спал. По-прежнему крадучись, я добралась до нужного помещения. Здесь оказалось слишком светло, чтобы я могла подобраться ближе. Одна дверь была распахнута, оттуда доносились голоса, стоны и смех. Вторая плотно закрыта – наверное, там и держат Биллингема. Оставалось дождаться удобного момента и надеяться, что он скоро предоставится. Здесь не было охраны, и это облегчало моё положение. Я забилась в тёмный угол под трапом. Вскоре закрытая дверь распахнулась так, словно её ударили ногой, и в коридор вывалился боцман в сопровождении нескольких пиратов. Пираты тут же присоединились к своим галдящим товарищам, а крайне недовольный Шеннуа остался у той же двери, которая захлопнулась после того, как все лишние были выставлены наружу. Помявшись, он поднялся по трапу, не заметив меня. Я рискнула, пробралась к закрытой двери и почти распласталась по стене рядом с ней, где было хоть немного тени.
– Сир Алехандро, скорее уже решите мою судьбу! – послышался взволнованный голос Бертрана.
Дальнейший разговор только подтвердил, что Биллингем и Капитан – одно лицо, потому что вряд ли средневековый лорд мог знать, что Батбаяр взорвёт «Ласточку». Но он совершено не пролил ни малейшего света на то, как нам действовать.
– Шеннуа!!! – рёв Бертрана заставил меня метнуться в своё убежище.
В поднявшейся суматохе мне удалось незаметно вернуться к друзьям. Я рассказала, что услышала, но увы, сведения были слишком скудными. Редманд предложил захватить корабль.
– Мы вывели из строя минимум четверть команды, если они и могут стоять на ногах, то сражаться не в состоянии, – заявил он. – Мы же владеем оружием в высшей степени неплохо, и сможем справиться с этой шайкой! Только надо улучить момент и отобрать у них несколько клинков.
Стэнли и Валентайн возразили, что это слишком рискованный шаг, оба настаивали, что нужно дождаться знака от Биллингема. А если уж и захватывать «Ласточку», то поставить в известность Андра, чтобы заручиться его поддержкой. Но тут уже возразила я – боцман может отказаться выступать на нашей стороне после того, как его чуть не заколол Капитан, и больше того, может усомниться в том, что это в самом деле он.
– Хорошо, тогда нам нужно вернуться в камеры? – раздражённо спросил Игорь. – Если мы всё равно ничего не будем предпринимать.
– А мне кажется, раз уж мы на свободе, надо затаиться и проследить за происходящим, – возразил Артём. – Вот только наш побег обставить так, чтобы нас не искали по всему кораблю, спрятаться-то тут особенно негде. Но почему бы не представить так, что мы – Азуми-сан, сэр Редманд и я – смогли освободиться и покинули корабль? Тогда мы сможем действовать скрытно, а вы, барон, вместе с мальчиком – открыто. А то, что вы остались, подтвердит вашу непричастность к последнему происшествию и снимет подозрения. Жаль, что мы потеряли шпаги и меч, но, думаю, нам представится случай вернуть их.
Мы обсудили это предложение и решили ему последовать. Артём и Игорь, пользуясь темнотой, отправились наверх, чтобы спустить на воду одну из шлюпок – за ночь её отнесёт далеко, и все решат, что мы воспользовались ею для побега. А я снова спустилась в трюм и бросила в сторону камер пакетик ослепляющего порошка. Едкий дым тут же начал заволакивать помещение, и я едва успела выбраться наверх. После этого мы вернулись в каюту Макса и Эдуна, где нам предстояло скрываться до тех пор, пока наш побег не будет обнаружен, и пока не завершаться поиски – Валентайн ещё раньше обнаружил в ней крошечную нишу, скрытую стенной панелью. Прижавшись друг к дружке, мы втроём могли там затаиться в случае опасности.
Эдуна в каюте не оказалось – Макс сказал, что он пошёл на камбуз за сладостями, которые для него готовит здешний кок. Вскоре мальчик вернулся со свёртком, вывалил угощение на стол, уселся на постели поближе к столу и предложил нам присоединиться.
Голова болела зверски, хотя по ней меня, вроде, не били, и сознания я не теряла. Кажется. Я ощупала себя с ног до головы на всякий случай. Голова цела, шишек, ссадин и рваных ран не нашлось. Руки, правда, здорово изрезаны до самого локтя, но не глубоко, так что переживать об этом лишне. Одежда тоже была цела, если не считать прорех от ударов пиратских ножей. Но это тоже мелочи по сравнению с главным. Теперь оружие… Ниндзято у меня отобрали, как и следовало ожидать. Зато всё остальное осталось при мне, даже ножны взять не удосужились. Очень важный момент – ни на минуту не забывать, что я Азуми, иначе я впаду в отчаяние и примусь плакать и ждать спасения.
Меня заперли в уже знакомой мне каморке, в той самой, в которой я накануне проснулась. Надо полагать, что остальных тоже заперли по тем же помещениям, где они появились. Я сосредоточилась, припоминая последние события. После того, как Андр оказался на кончике шпаги Биллингема, на нас набросилась вся команда. Макс сразу увёл Эдуна из свалки – это хорошо, молодец. Можно надеяться, что Валентайн сможет представить так, что они оказались с нами случайно. Любопытный принц-полукровка вышел из-под контроля своего опекуна, попал в переделку, опекун его нашёл и увёл в каюту. Остаются Стэнли и Редманд. Стэнли сбросил кого-то за борт и, если не ошибаюсь, перед этим хорошо насадил его на шпагу. Редманд тоже в стороне не стоял. Интересно, сколько вообще человек в команде «Ласточки»? Двоим я удачно распорола руки, вряд ли они скоро смогут держать в них хотя бы ложку. Теперь обоим придётся стать левшами. Третий… я передёрнулась – меч полоснул ему по шее, надеюсь, только поцарапал. Хоть они и враги, но как-то страшновато думать, что я кого-то убила, даже будучи в роли Азуми. А вот Стэнли и Редманд, наверное, не так щепетильны, я видела их лица – они не собирались сдаваться дёшево. Наверняка нескольких отправили к праотцам. Ладно, не буду об этом думать. В конце концов, пусть лучше они отправили к праотцам пару пиратов, чем отправились бы сами.
Биллингем… Вёл он себя странно, но всё же я была уверена, что он – Капитан. Но, когда началась свалка, он сражался как-то в стороне – словно был не с нами. Но и не с ними – уже хорошо. Ну почему бы ему хоть не намекнуть, что он нас признал, что он в курсе происходящего, чтобы мы хоть за это были спокойны. И что с ним сделали? В памяти осталось, как на него навалились трое и сбили с ног. Ладно, хватит вспоминать, надо действовать уже.
Хорошо быть куноити, сразу такая приятная гибкость в теле образовалась, мыщцы сильные, руки умелые, голова умная! Пожалуй, я не прочь бы сохранить в себе хотя бы небольшой кусочек Азуми, когда мы выберемся из этой передряги. Если выберемся. Дыра в стене, служащая иллюминатором, была тёмной – похоже, уже наступила ночь или поздний вечер. Маловато отверстие, но протиснуться можно. Морра бы не пролезла, но Азуми проскользнула, как змея. Я села на край – ноги в каюте, тело снаружи. Верёвка, запасливо привязанная к ножнам, в комплекте с ними и ловкими руками Азуми превратилась в канат, по которому я взобралась на палубу. Фукумэн (маска) на лице и дзукин (капюшон), такие же тёмно-синие, как и весь остальной костюм, делали меня в ночи настоящей невидимкой.
Наверху не было никого, кроме рулевого. Я бесшумно прокралась по палубе, чтобы оказаться над тем местом, где, по моим расчётам, должна была находиться каюта принца. Снова пустив в ход ножны и верёвку, я спустилась к иллюминатору и осторожно заглянула внутрь. В тусклом свете свечи удалось разглядеть Эдуна, лежащего лицом к стене, и Макса – он сидел на второй скамье. Я тихо позвала его. Он услышал меня сразу и, оглядываясь на дверь, приблизился ко мне, делая вид, что просто хочет подышать воздухом.
– Как вы? – спросила я.
– Нормально, – прошептал он, – нас не заперли, мы вовремя смылись. Бертран, правда, не уверен в нашей непричастности, но опасается действовать грубо по отношению к принцу, хоть и незаконнорожденному. Так что за нами следят. Но в передвижениях не ограничивали и выходить из каюты не запрещали.
– Хорошо. Вы знаете, где держат Стэнли и Редманда?
– Там, – барон показал вниз, – там карцер. И окон там нет. Я могу попытаться отвлечь соглядатая, а вы проберётесь к трапу в трюм. Но там только эти двое, Биллингема держат на этой палубе, в маленьком кубрике.
– Я раньше оказалась перед этой сворой в трюме, – возразила я. – Не натолкнусь я там на них? И почему они спали в ту ночь там, а не в кубрике? И зачем тут два кубрика, ведь корабль совсем небольшой.
– Маленький кубрик раньше, когда «Ласточка» ещё не была пиратским кораблём, служил чем-то вроде каптёрки, склада, теперь пустует. А спали они в трюме в ту ночь, потому что пират, которого вы ранили при первой встрече, накануне загарпунил кашалота, а один салажонок, есть там у них пара начинающих, приволок в кубрик амбру сдуру. А она свежая воняет, простите мою грубость, Азуми-сан, как авгиева конюшня. Но теперь выветрилось, так что в трюме только охранник и пленники.
Я впрыгнула в каюту, потянула к себе верёвку. Макс выудил из сундука бутылку, вышел и негромко заговорил с кем-то, оставив дверь приоткрытой. Я выбралась в коридор и, прижимаясь к стене, дошла до люка. Скатившись по трапу, я забилась в угол, прислушиваясь. Было почти темно, лишь пара коптящих светильников давала скудный свет, позволяющий разве что не наткнуться на что-нибудь, да и то если идти очень медленно. Слышалось ровное дыхание спящего человека – охранник, кажется, был очень уверен в крепости запоров.
Держась в тени, я пошла вперёд, ощупывая стены, пока не нашарила дверь. К счастью, она оказалась не на замке, а на засове. Я засомневалась – что, если за дверью окажется арестованный за какой-то проступок пират? Я прижалась к доскам, пытаясь почувствовать близость призраков, но не почувствовала, а услышала голос Редманда, бормочущего проклятия. Засов оказался тяжёлым, мне пришлось приложись немало усилий, чтобы сдвинуть его, не производя ни стука, ни скрипа. Проскользнув в карцер, я оказалась в кромешной тьме – пленникам не оставили даже свечи.
– Игорь, – шепнула я.
– Морра! – выдохнул он, и тут же меня коснулась его рука.
– Где Артём?
– За стеной.
Открыть второй засов оказалось легче – мне помогал Редманд. Всё прошло как нельзя лучше – мы не произвели ни звука и скоро все вместе уже подкрадывались к трапу, ведущему наверх. Повезло нам просто сказочно – человек, наблюдавший за каютой наших друзей, едва держался на ногах – бутылка, вручённая ему Валентайном, сделала своё дело. Правда, охранник оказался ответственным и очень старался выполнять свои обязанности. Но стоять без опоры у него не получалось, и его мотало от одной стены узкого коридора к другой. Только усилием воли он заставлял себя оставаться в вертикальном положении и даже ходил по коридору вперёд-назад. Но, пока он делал несколько шагов от нас, было достаточно времени, чтобы мы по одному проскользнули в каюту.
20247
20245
20244